Я не боялся раньше темноты.

Я не боялся раньше темноты,
Не вздрагивал от каждого движенья,
И в шорохах опасность не искал,
С тревогой ожидая нападенья.

Не озирался, улицей пустой,
Ночами выходя из дома,
Я не боялся, и никто чужой
Мне не казался беглецом дурдома.

Я улыбался, радовался дню,
Нисколько не ценя чужих усилий,
И не ценил ни капли жизнь свою.
Не мог остепениться, сколько ни просили.

Вот и тогда, услышав шум борьбы,
Я бросился в подъезд, едва лишь освещенный,
Возле которого по прихоти судьбы,
Я проходил в тот день без музыки включенной.

Кричала девушка, я еле разбирал слова,
Она просила: «Забирайте вещи!»
И умоляла, плакала, звала.
Но руки сдавливали чьих-то пальцев клещи.

Не думал я, в подъезд на крик вбегая,
Не прорабатывал возможные исходы.
В уме последовательность действий подбирая.
Я думал справлюсь так, случайно, мимоходом.

Я забежал, увидел и ее,
Слезами вымазанную, хрупкую девчушку,
И тех троих, что дико, как зверье,
Ее терзали, как дитя игрушку.

Я не успел ни слова проронить,
Как за моей спиной четвертый объявился,
Не знаю, было ли их целью заманить,
Меня туда, но мир вдруг наклонился.

И боль, холодная, мутящая рассудок,
Разлила панику по телу и земля,
Вдруг навалилась на меня своим бетонным телом,
Я в тот момент не понимал, что просто падал я.

О, да, герой, на выручку девчонке,
Спешил, совсем не думая о тех,
Кто самому менял после рождения пеленки.
И ожидал узреть, их чадом достигаемый успех.

Не помню сна, что мне тогда приснился,
Я вдруг шершавый пол почувствовал щекой.
И в бездну боли, страха, провалился,
Меня несло обидой, как рекой.

Один из тех, кто надо мной склонился,
Смеялся, смех его напоминал звериный рык,
Сейчас не вспомню, но он изловчился,
Мне голову поднять, рубашку взяв за воротник.

Сказал: «Смотри, - направив палец на девчонку,-
Спасти хотел ее, себя не пожалел?
Ну что ж, щенок, спасай…»
И на бетонку, облитый кровью ножик полетел.

Тот, что держал трясущееся тело,
Красавицы, с лицом, укрытым маской муки,
О платье, что не так давно, как снег, белело.
Вытер, в ее крови измазанные руки.


Я видел тот надрез, что прочертил по коже,
На шее юной девушки маньяк,
И чувствовал, что умираю тоже,
Как и она, беспомощно обмяк.

Я слышал ее хрип, что в горле раздавался.
Стремясь до легких воздух донести,
Я слышал, организм еще старался,
Но все ж не смог, от гибели спасти.

Я слышал смех, смеялись эти твари,
Что поначалу принял за людей,
И вдруг подумал, что теперь едва ли,
Увижу вновь родителей, друзей.

Зверь надо мной склонился, будто вопрошая,
Увидел ли я все и оценил,
А я лежал и мысленно прощался,
Со всеми теми, кто меня любил.

Закрыл глаза.
Представший образ Бога,
Мне руку вниз с улыбкой протянул,
Я отвернулся, хоть еще немного,
Побуду там, где жизни нить тянул.

Они ушли, смеясь, укрывшись тьмою,
А я лежал, не веря в то, что жив,
Но предо мной, бетона гладь питая кровью,
Лежала девушка…
Шурша, спускался лифт.

Я не боялся раньше темноты.

13/05/2012