Автор: Классика_
Рейтинг автора: 61
Рейтинг критика: 268
Дата публикации - 24.06.2016 - 17:16
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.3
| Дата: 06.07.2016 - 22:42
Рейтинг 5
| Дата: 29.09.2013 - 00:11
Рейтинг 5
| Дата: 07.09.2013 - 21:08
Рейтинг 5
| Дата: 15.01.2015 - 18:06
Рейтинг 5
| Дата: 04.10.2013 - 14:53
Рейтинг 4.9
| Дата: 30.01.2014 - 18:43
Рейтинг 5
| Дата: 22.11.2013 - 23:32
Рейтинг 5
| Дата: 01.02.2014 - 18:01
Рейтинг 5
| Дата: 06.02.2014 - 22:48
Рейтинг 5
| Дата: 14.07.2021 - 15:52
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

Владимир Набоков

Владимир Владимирович Набоков (годы жизни – 22.04.1899 – 2.07.1977), русский писатель, поэт, переводчик, литературовед и энтомолог



АВТОМОБИЛЬ В ГОРАХ

Как сон, летит дорога, и ребром
Встаёт луна за горною вершиной.
С моею чёрной гоночной машиной
Сравню - на волю вырвавшийся гром!

Все хочется, - пока под тем бугром
Не стала плоть личинкою мушиной, -
Слыхать, как прах под бешеною шиной
Рыдающим исходит серебром...

Сжимая руль наклонный и упругий,
Куда лечу? У альповой лачуги -
Почудится отеческий очаг;

И в путь обратный, - вдавливая конус
Подошвою и боковой рычаг
Переставляя по дуге, - я тронусь.



БЕЗУМЕЦ

В миру фотограф уличный, теперь же
Царь и поэт, парнасский самодержец
(который год сидящий взаперти),
Он говорил: "Ко славе низойти

Я не желал. Она сама примчалась.
Уж я забыл, где муза обучалась,
Но путь ее был прям и одинок.
Я не умел друзей готовить впрок,

Из лапы льва не извлекал занозы.
Вдруг снег пошел; гляжу, а это розы.
Блаженный жребий. Как мне дорога
Унылая улыбочка врага.

Люблю я неудачника тревожить,
Сны обо мне мучительные множить
И теневой рассматривать скелет
Завистника, прозрачного на свет.

Когда луну я балую балладой,
Волнуются деревья за оградой,
Вне очереди торопясь попасть
В мои стихи. Доверена мне власть

Над всей землей, соседу непослушной.
И счастие так ширится воздушно,
Так полнится сияньем голова,
Такие совершенные слова

Встречают мысль и улетают с нею,
Что ничего записывать не смею.
Но иногда - другим бы стать, другим!
О, поскорее! Плотником, портным,

А то еще - фотографом бродящим:
Как в старой сказке жить, ходить по дачам,
Снимать детей пятнистых в гамаке,
Собаку их и тени на песке".



БЕРЛИНСКАЯ ВЕСНА

Нищетою необычной
На чужбине дорожу.
Утром в ратуше кирпичной
За конторкой не сижу.

Где я только не шатаюсь
В пустоте весенних дней!
И к подруге возвращаюсь
Все позднее и поздней.

В полумраке стул задену
И, нащупывая свет,
Так растопаюсь, что в стену
Стукнет яростно сосед.

Утром он наполовину
Открывать окно привык,
Чтобы высунуть перину,
Как малиновый язык.

Утром музыкант бродячий
Двор наполнит до краев
При участии горячей
Суматохи воробьев.

Понимают, слава Богу,
Что всему я предпочту
Дикую мою дорогу,
Золотую нищету.



В ПОЛНОЛУНЬЕ

В полнолунье, в гостиной пыльной и пышной,
Где рояль уснул средь узорных теней,
Опустив ресницы, ты вышла неслышно
Из оливковой рамы своей.

В этом доме ветхом, давно опустелом,
Над лазурным креслом, на светлой стене
Между зеркалом круглым и шкапом белым,
Улыбалась ты некогда мне.

И блестящие клавиши пели ярко,
И на солнце глубокий вспыхивал пол,
И в окне, на еловой опушке парка,
Серебрился березовый ствол.

И потом не забыл я веселых комнат,
И в сиянье ночи, и в сумраке дня,
На чужбине я чуял, что кто-то помнит,
И спасет, и утешит меня.

И теперь ты вышла из рамы старинной,
Из усадьбы любимой, и в час тоски
Я увидел вновь платья вырез невинный,
На девичьих висках завитки.

И улыбка твоя мне давно знакома
И знаком изгиб этих тонких бровей,
И с тобою пришло из родного дома
Много милых, душистых теней.

Из родного дома, где легкие льдинки
Чуть блестят под люстрой, и льется в окно
Голубая ночь, и страница из Глинки
На рояле белеет давно...



ВИДЕНИЕ

В снегах полуночной пустыни
Мне снилась матерь всех берез,
И кто-то - движущийся иней -
К ней тихо шел и что-то нес.

Нес на плече, в тоске высокой,
Мою Россию, детский гроб;
И под березой одинокой
В бледно-пылящийся сугроб

Склонился в трепетанье белом,
Склонился, как под ветром дым.
Был предан гробик с легким телом
Снегам невинным и немым.

И вся пустыня снеговая,
Молясь, глядела в вышину,
Где плыли тучи, задевая
Крылами тонкими луну.

В просвете лунного мороза
То колебалась, то в дугу
Сгибалась голая береза,
И были тени на снегу

Там, на могиле этой снежной,
Сжимались, разгибались вдруг,
Заламывались безнадежно,
Как будто тени Божьих рук.

И поднялся, и по равнине
В ночь удалился навсегда
Лик Божества, виденье, иней,
Не оставляющий следа...



* * *

Все окна открыв, опустив занавески,
Ты в зале роялю сказала: живи!
Как легкие крылья во мраке и блеске,
Задвигались руки твои.

Под левой - мольба зазвенела несмело,
Под правою - отклик волнисто возник,
За клавишем клавиш, то черный, то белый,
Звеня, погружался на миг.

В откинутой крышке отливы лоснились,
И руки твои, отраженные там,
Как бледные бабочки, плавно носились
По черным и белым цветам.

И звуки холмились во мраке и в блеске,
И ропот взбирался, и шепот сбегал,
И ветер ночной раздувал занавески
И звездное небо впускал.



ГРОЗА

Стоишь ли, смотришь ли с балкона,
Деревья ветер гнёт и сам
Шалеет от игры, от звона
С размаху хлопающих рам.

Клубятся дымы дождевые
По заблиставшей мостовой
И над промокшею впервые
Зелено-яблочной листвой.

От плеска слепну: ливень, снег ли,
Не знаю. Громовой удар,
Как будто в огненные кегли
Чугунный прокатился шар.

Уходят боги, громыхая,
Стихает горняя игра,
И вот вся улица пустая -
Лист озаренный серебра.

И с неба липою пахнуло
Из первой ямки голубой,
И влажно в памяти скользнуло,
Как мы бежали раз с тобой:

Твой лепет, завитки сырые,
Лучи смеющихся ресниц.
Наш зонтик, капли золотые
На кончиках раскрытых спиц...



* * *

Из блеска в тень и в блеск из тени
С лазурных скал ручьи текли,
В бреду извилистых растений
Овраги вешние цвели.

И в утро мира это было:
Дикарь, еще полунемой,
С душой прозревшей, но бескрылой, -
Косматый, легкий и прямой, -

Заметил, взмахивая луком,
При взлете горного орла,
С каким густым и сладким звуком
Освобождается стрела.

Забыв и шелесты оленьи,
И тигра бархат огневой, -
Он шел, в блаженном удивленье
Играя звучной тетивой.

Ее притягивал он резко
И с восклицаньем отпускал.
Из тени в блеск и в тень из блеска
Ручьи текли с лазурных скал.

Янтарной жилы звон упругий
Напоминал его душе
Призывный смех чужой подруги
В чужом далеком шалаше.



* * *

Из мира уползли - и ноют на луне
Шарманщики воспоминаний...
Кто входит? Муза, ты? Нет, не садись ко мне:
Я только пасмурный изгнанник.

Полжизни - тут, в столе, шуршит она в руках,
Тетради трогаю, хрустящий
Клин веера, стихи - души певучий прах, -
И грудью задвигаю ящик...

И вот уходит все, и я - в тенях ночных,
И прошлое горит неяро,
Как в черепе сквозном, в провалах костяных
Зажженный восковой огарок...

И ланнеровский вальс не может заглушить...
Откуда?.. Уходи... Не надо...
Как были хороши... Мне лепестков не сшить,
А тлен цветочный сладок, сладок...

Не говори со мной в такие вечера,
В часы томленья и тумана,
Когда мне чудится невнятная игра
Ушедших на луну шарманок...



К РОДИНЕ

Ночь дана, чтоб думать и курить
И сквозь дым с тобою говорить.

Хорошо... Пошуркивает мышь,
Много звезд в окне и много крыш.

Кость в груди нащупываю я:
Родина, вот эта кость - твоя.

Воздух твой, вошедший в грудь мою,
Я тебе стихами отдаю.

Синей ночью рдяная ладонь
Охраняла вербный твой огонь.

И тоскуют впадины ступней
По земле пронзительной твоей.

Так все тело - только образ твой,
И душа, как небо над Невой.

Покурю и лягу, и засну,
И твою почувствую весну:

Угол дома, памятный дубок,
Граблями расчёсанный песок.



* * *

Как часто, как часто я в поезде скором
Сидел и дивился плывущим просторам
И льнул ко стеклу холодеющим лбом!..
И мимо широких рокочущих окон
Свивался и таял за локоном локон
Летучего дыма, и столб за столбом
Проскакивал мимо, порыв прерывая
Взмывающих нитей, и даль полевая
Блаженно вращалась в бреду голубом.

И часто я видел такие закаты,
Что поезд, казалось, взбегает на скаты
Крутых огневых облаков и по ним
Спускается плавно, взвивается снова
В багряный огонь из огня золотого, -
И с поездом вместе по кручам цветным
Столбы пролетают в восторге заката,
И черные струны взмывают крылато,
И ангелом реет сиреневый дым.



КИПАРИСЫ

Склонясь над чашею прозрачной -
Над чашей озера жемчужной,
Три кипариса чудно-мрачно
Шумят в лазури ночи южной.

Как будто черные монахи,
Вокруг сияющей святыни,
В смятенье вещем, в смутном страхе,
Поют молитвы по-латыни.



КИРПИЧИ

Ища сокровищ позабытых
И фараоновых мощей,
Ученый в тайниках разрытых
Набрел на груду кирпичей,

Среди которых был десяток
Совсем особенных: они
Хранили беглый отпечаток
Босой младенческой ступни,

Собачьей лапы и копытца
Газели. Многое за них
Лихому времени простится -
Безрукий мрамор, темный стих,
Обезображенные фрески...

Как это было? В синем блеске
Я вижу красоту песков.
Жара. Полуденное время.
Еще одиннадцать веков
До звездной ночи в Вифлееме.

Кирпичик спит, пока лучи
Пекут, работают беззвучно.
Он спит, пока благополучно
На солнце сохнут кирпичи.

Но вот по ним дитя ступает,
Отцовский позабыв запрет,
То скачет, то перебегает,
Невольный вдавливая след,

Меж тем как, вкруг него играя,
Собака и газель ручная
Пускаются вперегонки.
Внезапно - окрик, тень руки:

Конец летучему веселью.
Дитя с собакой и газелью
Скрывается. Все горячей
Синеет небо. Сохнут чинно
Ряды лиловых кирпичей.

Улыбка вечности невинна.
Мир для слепцов необъясним,
Но зрячим все понятно в мире,
И ни одна звезда в эфире,
Быть может, не сравнится с ним.



КОНЬКОБЕЖЕЦ

Плясать на льду учился он у музы,
У зимней Терпсихоры... Погляди:
Открытый лоб, и черные рейтузы,
И огонек медали на груди.

Он вьется, и под молнией алмазной
Его непостижимого конька
Ломается, растет звездообразно
Узорное подобие цветка.

И вот на льду, густом и шелковистом,
Подсолнух обрисован. Но постой -
Не я ли сам, с таким певучим свистом,
Коньком стиха блеснул перед тобой.

Оставил я один узор словесный,
Мгновенно раскружившийся цветок.
И завтра снег бесшумный и отвесный
Запорошит исчерченный каток.



КУБЫ

Сложим крылья наших видений.
Ночь. Друг на друга дома углами
Валятся. Перешиблены тени.
Фонарь - сломанное пламя.

В комнате деревянный ветер косит
Мебель. Зеркалу удержать трудно
Стол, апельсины на подносе.
И лицо мое изумрудно.

Ты - в черном платье, полет, поэма
Черных углов в этом мире пестром.
Упираешься, траурная теорема,
В потолок коленом острым.

В этом мире страшном, не нашем, Боже,
Буквы жизни и целые строки
Наборщики переставили. Сложим
Крылья, мой ангел высокий.



ЛУННАЯ НОЧЬ

Поляны окропил холодный свет луны.
Чернеющая тень и пятна белизны
Застыли на песке. В небесное сиянье
Вершиной вырезной уходит кипарис.
Немой и стройный сад похож на изваянье.
Жемчужного дугой над розами повис
Фонтан, журчащий там, где сада все дороги
Соединяются. Его спокойный плеск
Напоминает мне размер сонета строгий;
И ритма четкого исполнен лунный блеск.
Он всюду - на траве, на розах, над фонтаном
Бестрепетный, а там, в аллее, вдалеке,
Тень черная листвы дробится на песке,
И платье девушки, стоящей под каштаном,
Белеет, как платок на шахматной доске...



НА СЕЛЬСКОМ КЛАДБИЩЕ

На кладбище солнце, сирень и березки
И капли дождя на блестящих крестах.
Местами отлипли сквозные полоски
И в трубки свернулись на светлых стволах.

Люблю целовать их янтарные раны,
Люблю их стыдливые гладить листки...
То медом повеет с соседней поляны,
То тиной потянет с недальней реки.

Прозрачны и влажны зеленые тени.
Кузнечики тикают. Шепчут кусты, -
И бледные крестики тихой сирени
Кропят на могилах сырые кресты.



* * *

На черный бархат лист кленовый
Я, как святыню, положил:
Лист золотой с пыльцой пунцовой
Между лиловых тонких жил.

И с ним же рядом, неизбежно,
Старинный стих - его двойник,
Простой, и радужный, и нежный,
В душевном сумраке возник;

И всё нежнее, всё смиренней
Он лепетал, полутаясь,
Но слушал только лист осенний,
На черном бархате светясь...



* * *

Нас мало - юных, окрыленных,
Не задохнувшихся в пыли,
Еще простых, еще влюбленных
В улыбку детскую земли.

Мы только шорох в старых парках,
Мы только птицы, мы живем
В очарованья пятен ярких,
В чередованьи звуковом.

Мы только мутный цвет миндальный,
Мы только первопутный снег,
Оттенок тонкий, отзвук дальний, -
Но мы пришли в зловещий век.

Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звезды, ветер, Бог.


* * *

Пускай все горестней и глуше
Уходит мир в стальные сны...
Мы здесь одни, и наши души
Одной весной убелены.

И вместе, вместе, и навеки,
Построим мир - незримый, наш;
Я в нем создал леса и реки,
Ты звезды и цветы создашь.

И в этот век огня и гнева
Мы будем жить в веках иных -
В прохладах моего напева,
В долинах ландышей твоих.

И только внуки наших внуков -
Мой стих весенний полюбя -
Сквозь тень и свет воздушных звуков
Увидят - белую - тебя...



ПУТЬ

Великий выход на чужбину,
Как дар божественный, ценя,
Веселым взглядом мир окину,
Отчизной ставший для меня.

Отраду слов скупых и ясных
Прошу я Господа мне дать, и -
Побольше странствий, встреч опасных,
В лесах подальше заплутать.

За поворотом, ненароком,
Пускай найду когда-нибудь
Наклонный свет в лесу глубоком,
Где корни переходят путь, -

То теневое сочетанье
Листвы, тропинки и корней,
Что носит для души названье
России, родины моей.



РАССТРЕЛ

Бывают ночи: только лягу,
В Россию поплывет кровать;
И вот ведут меня к оврагу,
Ведут к оврагу убивать.

Проснусь, и в темноте, со стула,
Где спички и часы лежат,
В глаза, как пристальное дуло,
Глядит горящий циферблат.

Закрыв руками грудь и шею, -
Вот-вот сейчас пальнет в меня! -
Я взгляда отвести не смею
От круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья
Коснется тиканье часов,
Благополучного изгнанья
Я снова чувствую покров.

Но, сердце, как бы ты хотело,
Чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
И весь в черемухе овраг!



СОН

Однажды ночью подоконник
Дождем был шумно орошен.
Господь открыл свой тайный сонник
И выбрал мне сладчайший сон.

Звуча знакомою тревогой,
Рыданье ночи дом трясло.
Мой сон был синею дорогой
Через тенистое село.

Под мягкой грудою колеса
Скрипели глубоко внизу:
Я навзничь ехал с сенокоса
На синем от теней возу.

И снова, тяжело, упрямо,
При каждом повороте сна
Скрипела и кренилась рама
Дождем дышавшего окна.

И я, в своей дремоте синей,
Не знал, что истина, что сон:
Та ночь на роковой чужбине,
Той рамы беспокойный стон,

Или ромашка в теплом сене
У самых губ моих, вот тут,
И эти лиственные тени,
Что сверху кольцами текут...



ЭКСПРЕСС

На сумрачном вокзале по ночам
Торжественно и пусто, как в соборе, -
Но вот вдали вздохнуло словно море,
Скользнула дрожь по двум стальным лучам,
Бегущим вдаль, сходящимся во мраке, -
И щелкнули светящиеся знаки,
И в черной глубине рубин мигнул,
За ним - полоска янтарей, и гул
Влетел в вокзал, могучий гул чугунный, -
Из бездны бездн, из сердца ночи лунной,
Как бы катясь с уступа на уступ.

Вздохнул и стал: раскрылись две-три двери.
Вагоны удлиненные под дуб
Окрашены. На матовой фанере
Над окнами ряд смугло-золотых
Французских слов, - как вырезанный стих,
Мою тоску дразнящий тайным зовом...
За тенью тень скользит по бирюзовым
Прозрачным занавескам. Плотно скрыв
Переходные шаткие площадки,
Чернеют пыльно кожаные складки
Над скрепами вагонов. Весь - порыв
Сосредоточенный, весь - напряженье
Блаженное, весь - жадность, весь - движенье, -
Дрожит живой, огромный паровоз,
И жарко пар в железных жилах бьется,
И в черноту по капле масло льется
С чудовищных лоснящихся колес.

И через миг колеса раскачнулись
И буферов забухали щиты -
И пламенисто-плавно потянулись
В зияющий колодец темноты
Вагоны удлиненные... И вскоре,
Забыл вокзал их звон и волшебство,
И стало вновь под сводами его
Торжественно и пусто, как в соборе.


* * *

Я на море гляжу из мраморного храма:
В просветах меж колонн, так сочно, так упрямо

Бьет в очи этот блеск, до боли голубой.
Там благовония, там - звоны, там - прибой,

А тут, на вышине, - одна молитва линий
Стремительно простых; там словно шелк павлиний,

Тут целомудренность бессмертной белизны.
О, муза, будь строга! Из храма, с вышины, -

Гляжу на вырезы лазури беспокойной, -
И вот восходит стих, мой стих нагой и стройный,

И наполняется прохладой и огнем,
И возвышается, как мраморный, и в нем

Сквозят моей души тревоги и отрады,
Как жаркая лазурь в просветах колоннады.


* * *

Я помню только дух сосновый,
Удары дятла, тень и свет...
Моряк косматый и суровый,
Хожу по водам много лет.

Во мгле выглядываю сушу
И для кого-то берегу
Татуированную душу
И бирюзовую серьгу.

В глуши морей, в лазури мрачной,
В прибрежном дымном кабаке -
Я помню свято звук прозрачный
Цветного дятла в сосняке.

За стихотворение голосовали: Zalina: 5 ; anitas: 5 ; incognita: 5 ; Игорь Гарде: 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
4 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • incognita   ip адрес:178.219.200.162
    дата:2016-06-25 10:24

    Очень сложный автор... не знаю, каким из своих талантов он мне близок: то ли как поэт, то ли как прозаик... он необыкновенный мистик, его вымысел подчас кажется реальней бытия...
    Спасибо, что напомнили о таком самобытном авторе и дали возможность приобщиться к его таланту!