Кровь Авеля.

Понимаю под звон исторических звеньев,
Среди ощущений из эонов сотканных,
В среде тех кого побивали каменьями:
Сам себе вгрызаюсь, от века, в глотку.

Только из дому - на окраине райской,
Не Бога вовсе, а завязь зависти чествуя,
Я погиб от своей руки, братской, каинской,
Впервые вкусив кровь человеческую.

И пошло, поехало по наклонной плоскости:
Я губил сам себя упиваясь все более,
Из-за прелести, жадности, и просто из гордости,
Убивал невпрогляд. И корчился в болях.

Не истребила волна потопного мора
Первобытного морока кровные судороги…
Я не спасся уже в пределах Гоморрских
От своей же твёрдой и подлой руки.

Кинжалом кромсал я артерии вый
И в пустынях спасал малоазийских,
Выводил на скрижалях завет: «Не убий!»
И провоцировал братоубийство.

Сам себя разрывал под бойкой нагайкой,
Насаживал на кол, на дыбу вздымал.
Я травил сам себя в одиночку и стаей
И у гроба кровавые слезы изрыгивал.

Взирая на то раздирал меня страх,
И я бился в камланий истериках…
Мое мясо воняло потом на кострах
Языческих зычных мистерий.

Я орал во всю глотку:"Распни!" глухоте
И песка всем швырял в глаза горсти,
А потом и сам погибал на кресте
И лопатил апостолом версты.

Рвали ребра мои на аренах укрючиной
С Неронским имперским рвением.
Ну а я, кровь собрав всех замученных там,
Выливал в поры глав Откровения.

Вышибал я мозги зверей-сюзеренов,
Промышляя порою и в стане воров.
Это я брал штурмом римские стены
И погиб под копытами варваров.

Много после гонений вровень с небом став,
Влекомый сутяжной стихией,
Я гордыней своей разорвал Христа
Между Римом и Византией.

От огнив моих запылали костры
Инквизиции гневного яда…
Чуть спустя, сопя, распылял я иприт
И задыхался в геенне снарядной.

Это я насиловал своих жен с дочерьми,
Пылали хаты моих хлябей поленьями.
Это я горбатился вдрызг, дочерна,
А потом чертыхал себя чернью.

Отчего оказалась душа пуста?
В забытьи фанатично-мерзком,
За троеперстие своего креста
Изгонял я Христа староверского.

Кумачом свои зенки на соседа выпячивал
И доносы строчил на коленке,
Сам себя кулаком, до седла, раскулачивал и
В составе тройки поставил к стенке.

«Оставь надежду сюда входящий»:
Кропил кровью картон и замер…
И, тела иссохшего, легкими падал
На форсунки газовых камер.

Погибал рядовым на сражений полях,
Позвоночными хрипами Сталина хаял,
Отсидел до седин в лагерях,
И сам за собою в щель вертухаил.

Легкой рукой с ногтями красивыми,
В голове ковыряя напев псалма,
Открывал бомболюки над Хиросимой…
И сгорал до тла от напалма.

От громады грехов в веках застынет
Горлом крик, кадыком не задавленный:
К Богу моему вопиет и поныне
Невинная кровь моя, Авеля.

***

Ложь самооправданья – ложь с
излишком,
Причину крови в Боге не ищи:
Это мои убогие намотаны кишки
На сапожищ моих же голенища.

За стихотворение голосовали: Horror: 5 ; : 5 ; : 5 ; v2810475: 5 ;