Автор: RODINA_SELO@MAIL.RU
Рейтинг автора: 2 656
Рейтинг критика: 21 790
Дата публикации - 23.02.2012 - 23:57
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.9
| Дата: 12.03.2012 - 14:15
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.03.2012 - 22:43
Рейтинг 4.9
| Дата: 08.01.2012 - 02:16
Рейтинг 4.8
| Дата: 01.02.2013 - 00:12
Рейтинг 4.9
| Дата: 01.02.2012 - 10:53
Рейтинг 4.8
| Дата: 21.01.2012 - 10:35
Рейтинг 4.8
| Дата: 03.02.2012 - 03:00
Рейтинг 4.9
| Дата: 25.01.2012 - 16:10
Рейтинг 4.8
| Дата: 31.12.2011 - 02:59
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.02.2012 - 23:09
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

СЕМЕЙНЫЙ ПРАЗДНИК (3)

Здесь, наверху, у бабушки, он вот уже часа два никак не мог уснуть, хоть и прилагал к этому всевозможные усилия… Нельзя сказать, чтобы мешала бабушка, которая пряла в соседней комнате. В другой раз под мерное поскрипывание прялки уснул бы ещё скорее. Но сегодня было и душно, и противно, и тяжело на сердце…
Никогда не думал, что это настигнет его в таком позднем возрасте – 42й год шёл ему… Да и вообще не думал, что когда-нибудь почувствует себя пасынком! В детстве он не был обделённым, к нему относились, как и к другим детям, даже как самого старшего уважали в какой-то мере…
Что же случилось теперь? Он ли стал другим, отец ли изменился, или вообще причиной их ссоры послужило какое-то постороннее событие, случайное и необязательное? Поди, разберись теперь…
Внешне всё выглядело очень просто.
В отпуск Валерий приехал к родителям, хотя обычно уезжал куда-нибудь к морю (до которого было рукой подать)… В это время в доме шёл ремонт, нужно было помочь. Валерий с жаром принялся за дело,- хотелось поскорее закончить, чтобы и на отдых осталось немного времени… Хотя бы с недельку!..
Однако отец, видя, что появился такой активный помощник, сам стал работать медленнее, часто отвлекался от ремонта, уходил куда-то и, как правило, возвращался подвыпивший…
Валерий терпел. Но когда отец, уже в который раз в тот день, выпросил со скандалом у матери деньги на четвертинку, Валерий не выдержал.
- Если принесёшь бутылку домой, я разобью её об угол! Я свой отпуск гроблю, стараюсь поскорее сделать ремонт, а ты на каждом шагу только пьёшь! Что я, как проклятый, должен один работать?!
Отцу много не надо – заводится с полоборота.
- Ну, и убирайся отсюда ко всем чертям, без тебя управлюсь, сопляк! Заработался он! Хоть сейчас можешь ехать!
Валерия словно кто подтолкнул.
- А я не к тебе приехал, а к матери! Уеду, когда захочу!
- Вот ты как заговорил? – Отец угрожающе побледнел, но тут же стал багровым. – Уйди с глаз моих, скотина, подонок ты неблагодарный!
В скандал вмешалась мать, но только больше масла в огонь подлила. Отец рассвирепел, никого не слушал, готов был избить любого, кто попадётся под руку, встанет на его пути…
Валерий тогда ушёл с каким-то оборванным сердцем, но мать, рыдая, продолжала уговаривать отца, уже не понимая, о чём, лишь твёрдо понимая, во имя чего… Он кричал на неё последними словами, весь накопившийся гнев выплёскивал на бедную её голову, а Валерия только чудо удержало от смертельной драки…
С тех пор прошло уже несколько месяцев, почти год, но боль не прошла, а затаилась, как пружина, в подполье души… По случаю приезда всех братьев решился приехать и Валерий. Он привёз пару бутылок хорошего вина, колбасы…
Когда разливали вино, отец сказал, что не любит вино, - и налил себе водки: отдельно от всех, подчёркивая этим, что он не желает принимать подарка от Валерия… Все это поняли, повисла неловкая пауза…
Валерий сказал, что такому дерьму он ещё и не даст такого хорошего вина, пусть жрёт водку, хоть подавится ею… Мать попыталась его остановить, но было уже поздно.
Отец, набычив шею и налив кровью глаза, медленно приподнялся над столом, медленно взял со стола тарелку с картошкой – и вдруг с каким-то раздавленным криком «Заткнись, паскуда!» швырнул тарелку в Валерия. Выскользнув из рук, она разбилась о край стола, дымящаяся картошка попала на Валерия, на других братьев, раскатилась по полу… Все вскочили: одни схватили отца, другие Валерия, который уже вцепился смертной хваткой в стул. Чувствуя, что ему не дадут ударить стулом, он грохнул его со всей силы об пол и закричал каким-то петушиным голосом, близкий к истерике…
… Стыдно, противно, душно было ему сейчас! Этот стук входной двери внизу моментально напомнил ему происшедшую сцену и вновь заставил пережить её. Обида сжигала душу, сознание давило на голову тяжёлыми мыслями, тело задыхалось…
«Когда же всё это кончится? – с отчаянием подумал Валерий.- Был бы сейчас автобус, уехал бы, не оглянувшись, - и пропади оно всё пропадом: сто лет больше сюда не приеду!»
Вошла бабушка, зажгла свет, поискала что-то, разговаривая сама с собой, нашла, и, увидев, что Валерий ворочается, не спит, поспешила выключить свет. «Спи, спи, унучок» - сказала она ему, как маленькому, - и вышла в соседнюю комнатушку…
За окном раздался шум, - видно, кто-то из проказников, по обыкновению, тряc яблоню на территории сада (той, что росла во дворе, уже не хватало им!), а компания криками подбадривала смельчака. Бабушка в открытую форточку прокричала им привычную бранную фразу, со своим неповторимым местечковым колоритом, и озорники со смехом и полными карманами яблок умчались восвояси…
Но кто-то ещё маячил на дереве. В полумраке трудно было различить, кто это и что там делает. Выключив свет в комнате и прислонившись лицом к стеклу, бабушка подслеповато сощурилась, бормоча себе под нос готовые вырваться наружу проклятия. Но вдруг на ещё светлом фоне неба взметнулись широкие крылья птицы, - оказалось, что это вовсе не на яблоне, а в своём гнезде на вербе аист пытался устроиться на ночь…
- Так вот який хулиган тут размахався, - умиротворённо забормотала бабушка,- бусел прилетев… Ну, ну, сяди, никто табе не чипляет… Хоть бы клюнув кого у задницу, басурманов эдаких… усе яблоки посломали…
Она включила свет и стала наматывать из пряжи клубки, одновременно очищая нитки от «сюсликов» (так она называла узелки, наросты и скатыши на нитках) и продолжая разговаривать: то ли сама сама с собой, то ли с аистом. – Табе вот не надо ничаго стярэчь, сиди сябе в гнезде да ворон счытай… А тут цельный день – туды-сюды, туды-сюды,- тольки и шмыгають… Ить уси свои сады имеють, а туда же – воровать… Ну, нехай тольки яще раз прыйдуть, я их палкой погоню,.. А табе яны не мешають? Ще и до тэбе доберутся, такий нягодный народ… И хто таби надоумив сялиться близко к людям? Сховаться надо было куды подале, знайшов бы сябе место… Хотя живи, мяне не жалко… пить-есть ня просишь… И мяне вроде весялей… Зимой, правда, печалуюсь, видя пустое гняздо… И куды вы лятаетё у стужу? У Туретчину, нябось, - няужо ж куды?.. Зимы-то там не бываеть, у Турчии, ай бывае? Зато синички тута зимой –от уж рукодельницы какие: так и свищуть, так и свищуть… А всё боле – воробьи… Ты, наверно, воробьёв ня любишь, - крычать без умолку увесь день… Няхай крычать, усякая птичка живая твар… Ты вот красивый, большый, - а и табе покрасивше ёсть: тый арол, напрамер… У зоопарки показывають: от птица дак птица,- и когти якие, и клюв, и глазы!- Что у твояго цара! Но у клетки кому охота сядеть? Вот и скучаеть, горамычный… Лучче воробьём прыгать по воле, чым так… И зачым это люди держать их без конца?Ну, посмотрели бы раз, другой,- да и пустили бы их на волю… Небось, у Туретчине такого няма… Вы и так там уси злятаетёсь, луччее зоопарка… Но усё равно домой вертаетесь… дома луччее…
Аист, казалось, задремал, но неотвязный какой-то голос не давал заснуть… Кто это говорит? Аист насторожённо прислушался, и вдруг совершенно чётко и ясно услышал голос бабушки! Нет, не из окна под крышей, где она сматывала клубки (и далековато, и сад шумит под ветерком),- он услышал её в себе! Между ними установилась невидимая, необъяснимая связь: он слышал её чётко и ясно, каждое её слово! Нет, это не тот поселенец, что сердце его захватил (там иной поселенец – надрывный, печальный и горький), это – тихая связь только с ней… Ведь она свою речь обращает к нему, - он и слышит её, это ясно…
- Ну, чаго затравожался?... слухай и спи… Ай мешаю табе разговорам? «Не мешаешь, ничуть!» – встрепенулся аист в гнезде, испугавшись, что связь оборвётся…
- Ну, тогда слухай… удвох весялее болтать…
«И меня, значит, слышит? А я – лишь подумал, и всё!»
- Ты ня думай, что бабка из вума выжила… что с птицей разговаривает… А как жа иначе, когда я одна и одна? Я ить прошлаго веку ящо, у последнем годи народилась… И у баев работала, и с красной косынкой ходила… Чаго там, и сам усёе знаешь… ня хужее мяня…
«Да, знаю, - не удивился аист, но откуда он знает, понять не мог. – Может, я понимаю и знаю всю прошлую жизнь целиком? Ты разве рассказала мне? Может, я спал тогда?»
- А что ж ты думаешь… усёе может быть… Рази ж я упомню, кому, когда и что рассказывала? Да рази жизень расскажешь, якой вона была? Яе можно тольки перадумать, коли уремя ёсть… Человековы думки и есть самая главная жизень…
«А если птица думает или собака, - это тоже их жизнь?»
- А як же ж ня жизень? Воны яще больше понимають, потому что у природи живут, на воле… А человек сховав себя по клетках, по домах, - якая ж ето жизень? И даже у воздухе лятять у самолёти тым як у клетки, - ти ето лятание? Табе луччее…
«А голос рыб ты сможешь разгадать? Хотя бы писк вьюна или угря?»
- Откуль мне знать? Послухала б – тогды… С тобой лягко, з овечками лягко, с коровкою, и с кошкой, и с собакой… Коли мый зять приносит рыбок в банке, воны уже, бядняжки, не пищат… Начнешь их резать – тут же оживають, да раз уже попорчены – помрут… Нехай бы их и вовсе не удили… Нехай живут у речке, сколь хотят…
У аиста пустую полудрёму как рукою сняло: туда, туда, к заросшему каналу, ещё он жив, он должен жить ещё! Она меня услышит – и его! - через меня услышит, это точно! И, может быть, поймёт подводный зов, чтоб, наконец, поведать его миру!..
«Спасибо! Я улетаю совсем ненадолго, я не прощаюсь, я всеми силами души буду держать связь!..»
Аист не стал подниматься ввысь, а полетел над сумеречными лугами, почти касаясь крыльями кустов: скорей, скорей, туда, к нему, к нему… - и в одно, как ему показалось, одно лишь мгновенье растворился в тумане сиреневом нежной стрелой…
- Ляти, ляти… як табе луччее… - бормотала бабушка, даже не глянув в окно…
Вошла мать, принесла кружку молока и хлеба.
- Если Валерик встанет, пусть поест,- сказала она негромко.- Ничего ведь не ел… Она тяжело вздохнула и медленно ушла, прихрамывая на обе ноги…
Валерий не спал и всё слышал. Он резко зарылся головой в подушку: опять, опять полезли всякие мысли! Хоть бы уснуть скорее, чёрт побери!
Бабушка притишила работу и прислушалась. «Валерак?- позвала она. Он не откликнулся. - Спит...- умиротворённо пробормотала старушка и подсела к прялке. – Ну, нехай поспит… Спи, спи, мый унучок…»
Прялка снова заскрипела, рассеивая тёмные мысли…
Аист тем временем, не пролетев и четверти пути, почувствовал, что поднимается вверх, помимо своей воли. Тот, внутри, неведомый диктатор, заставлял его подниматься всё выше и выше, и если бы аист не подчинился, он просто выбился бы из сил и рухнул на землю, не долетев до заветной цели… И он решил подчиниться,- чтобы хоть и позднее, но оказаться у канала… Видимо, непрошенный диктатор теперь всё чаще будет отрывать его от грешной земли ради грёз поднебесных… до последующего пробуждения…
… но пробужденье – спящего удел! Как беспощадно это пробужденье: душа ещё смакует наслажденье, а сон уже умчался в запредел… Проснулся юноша от солнечного звона, от перезвона золотистых струн-лучей… Они стучали друг о друга, о каменья, слепили очи, ноздри щекотали, пронзали тело нежно и тепло… На небесах лазоревое море качало парус облака седого, а лёгкий ветер гнал его тихонько, и по земле скользила полутень…
Та часть небес, что облако скрывало, вдруг выявляла смутное виденье, а только облако в сторонку отплывало, - виденье чётким делалось на миг… Запечатлевшись в юношеском взоре, виденье гасло,- в тот же миг другое уже сияло, будто на экране, и вновь сменялись «кадры» в вышине… И этот мир далёкой, чуждой жизни был не похож на виденное раньше, - и потрясал трепещущее сердце уже самим явлением своим! За каждым «кадром» - чьи-то жизни, судьбы, слепое море бед людских и мук, побоища, погромы, избиенья, резня людей самими же людьми!
Нет, нет, нельзя такое и представить, нельзя и в мыслях даже допустить! «Какой кошмарный сон! А как проснуться? Как выйти мне из гибельного сна? Зачем и эта пытка мне дана?»
И мальчик-юноша вскочил, объятый дрожью, и вновь упал на каменную твердь: боль – это жизнь, а сон – почти что смерть! Но боль прожгла ушибленное тело, а небо так же в мальчика глядело своею страшной истиной «картин»! Нет, он не спит! И пусть! Конец един! Невыносима эта явь, что ясным днём вдруг показалась беспощадно страшным сном; невыносим и сон такой: в подобных снах предельно сдавливает грудь смертельный страх!..
Раздался голос, показавшийся знакомым: он исходил из гущи воздуха, из недр. Летел до облака, оттуда на каменья, и рассыпался гулким эхом стоголосым вблизи и дальше, и невидимо окрест… Ну, да, конечно, это голос брата был, но – он из мальчика всевластно исходил, и над землёй, утюжа землю, длинно плыл! Он возвещал о наступлении беды: «Ну, вот, мой братец, кое-что узнал и ты! Теперь от виденного сможешь ли отречься? Ты не таков,- и каждый шаг отныне твой пройдёт под этой беспощадной синевой, ведь от неё нельзя уйти, нельзя отвлечься!..»
И побежал, как зверь по каменной пустыне, гонимый голосом несчастный человек! Небесный шёлк, над ним виденьями сияя, вдруг всею глыбой выходил над ним в «пике»! Когда видения предельно приближались, бежавший видел все подробности «картин»: огонь стрельбы, и блеск штыков, и муки в корчах, глаза-колодцы, обращённые к нему, а в глубине колодцев – крики о спасенье, нечеловеческие, жгучие мольбы! Он падал наземь, чтоб не видеть глаз кричащих – и не оглохнуть от беззвучного разбоя: в минуту битвы тишина – страшней пальбы, а тишины страшней – безмолвные мольбы! Но не спасение к изгою приходило, а только новые, невиданные муки: зарыться в камни – слишком тонки, слабы руки, а не зарыться – равносильно смерти было!
Но в этот миг, уже теряющий сознанье, услышал мальчик ровный голос двойника: «Не падай в обморок, очухайся пока... Сейчас видения преследовать не будут, но через час они тебя не позабудут,- а я уж там не помогу наверняка… Скажу одно: виденья эти – не придумка; всё то, что видел ты – от веку на земле: и в прошлом было, и сейчас, и завтра будет! Я сам всё это слишком близко испытал: и убивал, и убиваемым бывал…»
Ещё во власти потрясения, бессильный, вдруг мальчик твёрдо и отрывисто спросил: «Зачем ты снова здесь,- не рядом, а во мне? Зачем поведал о чудовищной войне? Ведь я просил тебя – идти со мною розно… Оставь, оставь меня, пока ещё не поздно!» - «А что же будет, что ты можешь сотворить?»- «Убить себя, чтоб и тебя приговорить!..»
Уже не аист, а диктующая сила тянула вниз, как прежде в небо возносила: скорее вниз – и оборвать виденья вмиг!..
Усталый аист в пять минут канала старого достиг… Присев на маленькую копну сена, он некоторое время приходил в себя. Затем медленно зашагал вдоль канала, прислушиваясь к звукам едва журчащей воды… Где это место, затих ли на время несчастный или – навечно затих? Подай же свой голос – и помощь на крыльях примчится! Молчит вода… журчит… Журчит… и вновь молчит… И в тишине, под звуки ласковой симфонии воды, ушла из сердца боль, тревога, стихнув, притаилась… и первозданность мира окружила своими чарами... и гулкостью... и волей… Канал, укутанный туманом, входил, как в вечность, в подступивший лес…
(Продолжение следует).


За стихотворение голосовали: alvek: 5 ; : 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
2 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • Гость   ip адрес:46.118.92.138
    дата:2012-02-24 00:35

    Хорошая повесть, интересно читать, действие напряженное...
    Хотя вообще-то мы прозу на Форум кладем.
  • RODINA_SELO@MAIL.RU   ip адрес:93.100.33.75
    дата:2012-02-24 00:38

    Она наполовину стихотворная, я и рискнул здесь... Если не настаиваете, продолжу тут... А то намекните... Спасибо за Ваше внимание, Санди!
  • RODINA_SELO@MAIL.RU   ip адрес:93.100.33.75
    дата:2012-03-07 03:57

    Предыдущие "порции":
    1) http://stihidl.ru/poem/134052/
    2) http://stihidl.ru/poem/134169/