Автор: RODINA_SELO@MAIL.RU
Рейтинг автора: 2 656
Рейтинг критика: 21 790
Дата публикации - 27.02.2012 - 02:53
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.9
| Дата: 12.03.2012 - 14:15
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.03.2012 - 22:43
Рейтинг 4.9
| Дата: 08.01.2012 - 02:16
Рейтинг 4.8
| Дата: 01.02.2013 - 00:12
Рейтинг 4.9
| Дата: 01.02.2012 - 10:53
Рейтинг 4.8
| Дата: 21.01.2012 - 10:35
Рейтинг 4.8
| Дата: 03.02.2012 - 03:00
Рейтинг 4.9
| Дата: 25.01.2012 - 16:10
Рейтинг 4.8
| Дата: 31.12.2011 - 02:59
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.02.2012 - 23:09
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

СЕМЕЙНЫЙ ПРАЗДНИК (4)

… В лесу стало уже совсем темно. Где-то высоко над деревьями ещё светлело бледно-зелёной пастелью неугасшее небо, но до земли его отсвет не достигал… Шорохи, деревья, последние крики птиц стали казаться призрачными, нереальными, завораживающими… Витя стоял не шевелясь. Хотелось продлить это полуфантастическое существование, раствориться в природе, стать её ушами, глазами, осязанием... Ни о чём не хотелось думать, хотелось только слышать, видеть, осязать…
Из ближнего куста неожиданно вылетел вальдшнеп и полетел в глубину леса. Витя вздрогнул, очнулся и сразу же почувствовал, что уже подступила ночь и пора уходить домой, - а идти предстояло не менее четырёх километров… Витя заспешил, и, пока не вышел из леса, чувствовал нарастающий страх, какой возникает у детей в темноте, когда кажется, что сзади за тобой кто-то гонится…
Выйдя из леса, Витя почувствовал облегчение и осмотрелся кругом. Сердце тихо и сладостно замерло, словно опасаясь помешать своим стуком созерцанию дивной красоты. Угасающая заря разметала по салатовой светлости неба свои золотые рукава, а кое-где в шёлковом парусе небес проступили жемчужины звёзд.Из ближних покосов тянуло туманной свежестью, доносились крики коростелей, похожие на звуки детской трещалочки, когда её крутишь быстро и беспечно, подчиняясь какому-то своему необъяснимому ритму… Неподалёку, почти у самой дороги, стояли свежие копна сена. Витя подошёл к одной из них, всей грудью вдохнул медвяный аромат подвявшего на жарком солнце разнотравья… Чего ещё надо для счастья? Ах, да, конечно,- тут бы девушку ещё, своё любимое созданье на земле... Чтоб зарыться в копну и по капле испить её нежность, да при этом никто не спугнул бы…
И ведь было три года назад! Где-то здесь, в буйной поросли травной, у какой-то журчащей воды… Вон и аист, родимый дружочек, их любовь караулит с тех пор!.. Так и ходит по милому месту, словно память наивная, ходит, и зовёт, окликает кого-то, а кого – не узнает никто… Витя поспешил домой, а заветные мысли уносили его к недалёкому, светлому прошлому, отошедшему к небу вовек…
Вдалеке, на посёлке, зажглись первые огни, и даже сюда доносилась, волна за волною, музыка с танцев…
В самый разгар танцев появилась Маринка, и с нею Толик Жилин. Этот местный «хиппарь» перепортил много здешних и нездешних девок, уже побывал в мужьях, несколько месяцев прожив с молодой женой без расписки, и вот теперь снова вернулся на свою привычную стезю… На этот раз его объектом стала стройненькая Маринка, уже давно разведённая, и значит, по его мнению, «изголодавшаяся», готовая…
Их встретили чуть удивлёнными взглядами односельчане, как вполне возможную парочку, однако две пары глаз были пристрастно внимательны: Гриша сквозь очки, стараясь делать это незаметно, изучал Маринку, а Лена, его сестра, с некоторым восхищением следила за Толиком…
Подошёл Сергей, только что отплясавший быстрый танец, слегка запыхавшийся и возбуждённый.
- Почему не танцуешь? – спросил он Гришу таким тоном, как будто говорил: «Да брось ты, живи проще, как я!»
- Да не хочется что-то, я лучше посмотрю. Это не моё поприще…- Гриша и здесь не обошёлся без любимой фразочки, ибо вообще питал слабость к неразговорным, газетно-книжным словам, иногда вставляя их в свою речь по самым неожиданным поводам. – Хотя и не вижу альтернативы! – закончил он.
Сергей хохотнул, давно зная эту странноватую привычку старшего брательника.
-Да брось ты, живи проще, как я! – энергически толканул он Гришу в плечо, как бы взбадривая его. – Хочешь, любую «закадрю», - как миленькая пойдёт со мной?
Несмотря на то, что он, как и Гриша, был в очках и невысок ростом, Сергей не испытывал особых комплексов по этому поводу, был абсолютно уверен в себе. И, конечно, любил прихвастнуть. (Впрочем, в этом, видимо, и выражался его «комплекс»). Коренастой, пружинистой фигурой Сергей отличался от «колобка»-брата.
- Так уж и любую? – улыбнулся Гриша, зная, что этим только подзадорит «бравадника»-Сергея.
- Давай, говори, кого,- и только засекай время!
- Мариночку! – помимо воли вырвалось у Гриши.
- Какую Мариночку? – развернулся Сергей к залу. – Плетнёву, что ль?
- Нет, вон, с Толиком Жилиным…
- А, эту… Так она не замужем? Ну, ладно, хоть она и не в моём вкусе, попробую…
Он отошёл сосредоточенный и вместе с тем весьма решительный.
Объявили дамское танго.
Лена успела опередить Маринку и пригласить Толика. Тот довольно засмеялся в самое лицо Маринке и обратил свою смеющуюся физиономию к Лене, испытывая видимое удовольствие от всеобщего внимания…
Гришу пригласила Зинка Косова, некогда привлекательная, но теперь, в свои 28 лет, истрёпанная и броская, с вопиющим взглядом женщина. Её несчастье было в том, что она не понимала своей экстравагантности, упивалась отталкивающей внешностью, много и громко хохотала…
Гриша, не привыкший к натиску таких женщин, смущённо улыбался, стараясь быть тактичным и как бы извиняясь перед окружающими за её поведение. Она же никого вокруг не замечала, дышала ему прямо в лицо, неуклюже кокетничала.
- Что же ты жену оставил в Москве, а приехал один? – говорила она якобы игриво. – Решил погулять на старости лет? – И громко хохотала…
Сергей досадовал, что объявлено дамское танго, и нужно ждать, когда тебя пригласят. Он не любил ждать, зависеть от кого-то. И поскорее хотел осуществить свой замысел, как должную для собственной престижности процедуру.
Лена и Толик любезничали, нравились друг другу, говорили прозрачные намёки и всё прекрасно понимали…
Как всегда на танцах, молодёжь разделилась на возрастные группы: самые юные сидели на стульях, сдвинутых в самые углы, подальше от глаз, где-нибудь в полумраке, и зорко наблюдали за каждою парой… Более взрослые были степенны, чувствовали своё превосходство и главенство на танцах, и часто ходили в разных направлениях, как бы нечаянно показывая себя и твёрдо зная, что десятки глаз жадно впитывают каждое их движение… Наиболее старшие, потеряв давно уже интерес к танцам, были рассеянны, ленивы, менее изысканны в одежде и манерах, и по всему было видно, что пришли они на танцы по инерции, без трепетной надежды, какая бывает в юности, а то и вовсе без какой- либо надежды на лучшее, - просто потому, что одиночество ещё неприятнее, чем танцы…
Гарик-«последыш», хоть и относился к младшим, не хотел сидеть в углу, активно и самозабвенно танцевал, и благодаря своей относительно высокой и крепкой фигуре, совсем не отличался от взрослых парней, а девушек старался приглашать самых красивых и привлекательных… Он был, можно сказать, в самом начале своей «танцевальной» поры, и понятную при этом неопытность и застенчивость умело и сознательно прикрывал развязностью и энергией… Впрочем, по всему было видно, что он сможет найти должные контакты с девушками… Сверстники неосознанно чувствовали в нём вожака, постоянно тянулись к нему, заходили в гости, - и выходили на улицу уже под его негласным предводительством…
На танцах, как и везде, он чувствовал себя достаточно уверенно, твёрдо, всё воспринимал как само собой разумеющееся. Он и курить начал только потому, что считал это чуть ли не обязательным для мужчины, однако, зная, что братья не курят и строго осудят его, скрывал свою тягу к куреву. Только мать обнаруживала иногда в его карманах окурки и рассыпанный табак, ругала его и жаловалась старшим сыновьям…
Гарик время от времени с усмешкой взглядывал на Гришу, не понимая, почему он такой грустный, притихший, какой-то нездешний… Вот Сергей ему нравился! Не киснет никогда, не жалуется, девок «обрабатывает» как хочет… И Гарик старался не отставать от брата, выплясывал «шейк» рядом с ним на полную катушку…
Наконец, появился и Ваня: вроде гонял куда-то на грузовой машине и только что вернулся. Зачем и куда, непонятно. Катался, что ли?
Сегодня он, Сергей и Гриша приехали из Москвы. Ваня пробыл там около месяца (устроил подарочек для Гришиной родни!): сначала готовился к вступительным экзаменам, потом сделал неудачную попытку сдать их, а затем, подождав, пока Гриша выхлопочет себе три дня,приехал с ним и Сергеем (у которого заканчивалось отпускное турне по родственникам), домой… Лена почему-то не захотела ехать вместе с ними, и приехала на день раньше…
И вот сейчас, в этот тёплый летний вечер, он испытывал почти счастье! Неудача, огорчение,- всё это мигом растворилось, как только автобус подкатил к родному посёлку! Когда человек в семнадцать лет впервые уезжает далеко от дома, да ещё на месяц, да ещё от раздольных полей в городскую духоту, - возвращение домой неизменно вызывает высокое чувство счастья, доброты, неизбывной любви ко всему, что знакомо и дорого с детства…
Всё это Ваня испытал сегодня с неизведанной силой, свежо и с размахом, всею душой. Встреча с родными, с друзьями, приветствия девушек, таких ярких и красивых в этот вечер, - вызывало радость, наполняло, казалось бы, самый воздух вокруг и всё его существо лаской… Даже ссора в доме не смогла убить этого чувства! Он долго гулял с друзьями по улицам, играл на гитаре (хоть и на трёх аккордах, но с упоением), рассказывал о Москве, расспрашивал о поселковых новостях… - и песням, разговорам не было конца!
Перед самыми танцами подъехал одноклассник на самосвале (он уже работал в колхозе), и попросил Ваню отогнать груз на свалку к Горбатому мосту. Ваня ещё в девятом классе научился водить машину, и тут взыграло ретивое. Недолго думая, он согласился (одноклассник сильно спешил в гости), посадил в кабину трёх малых пацанов и умчался в сторону леса. Подъехав к Горбатому мосту, захотел и дальше прокатиться (уж больно приятно за рулём), но почти у самого леса, когда разворачивался, застрял в луже. Пришлось освободиться от груза там (это оказалось отравленное химикатами зерно со жмыхом пополам)… Вырваться из лужи удалось, и Ваня строптивицу-машину, как и просил товарищ, загнал на территорию гаражей, а затем, даже не заходя домой, явился в клуб…
Явился, как говорится, с корабля на бал: в полумраке зрительного зала, в окружении нагромождённых друг на друга стульев, метались человеческие фигуры и тени от них, а музыка грохотала не только на сцене, где играл самодеятельный ансамбль (Витино детище!), но, казалось, отскакивала и от потолка, и от стен, и даже от пола…
Ваня задержался у входа, осваиваясь: эдакий сдержанный в радости,степенный и ласковый юноша. Был он достаточно высок, строен (почему-то младшие сынишки более «удались» родителям), чёрные волосы (подросшие в Москве!) слегка волновались, имея поползновения на щёки, а лицо было в меру загорелым, ещё не тронутым грубостью жизни, но уже и не детским…
Он сразу же заметил, что Гриша стоит грустный, одинокий, с печальными глазами за стёклами очков. Ване стало жаль старшего брата, захотелось как-то подбодрить его, отдать ему часть своей радости…
Сергей танцевал с Маринкой, что-то говорил ей на ухо, ничуть не смущаясь тем, что она была выше его ростом. Маринка жеманилась, была немного сбита с толку, не знала, как отвечать такому неожиданному кавалеру…
Лена танцевала с Толиком Жилиным, который время от времени бросал косые взгляды на Маринку с Сергеем,говорил с Леной одновременно как-то и развязно,и слишком рассеянно...
Гарик, увидав Ваню, помахал ему рукой, приглашая в свою компанию. Ваня направился к нему, но вдруг снова увидел лицо Гриши и почувствовал, что сегодня случится какая-то страшная беда…
В это время, совершенно неожиданно для всех, в зал вбежала та самая «придворная» собака и словно стала кого-то искать своим взглядом. Вокруг раздались шутливые выкрики:
- Тоже танцевать, небойсь, прибежала!
- Сейчас, милая, только дамское танго объявят!..
И музыканты, поддавшись шутливой игре, объявили «внеочередное» дамское. Все с любопытством и ожиданием стали смотреть на собаку, словно та всё понимала и делала свой выбор. Она, сразу же после объявления танца, с первыми аккордами музыки спокойно подошла к Грише и снизу вверх заглянула ему в глаза, высоко подняв свою морду вплотную к его груди. Весь зал просто грохнул от хохота, а Гриша сильно покраснел и топнул на собаку ногой…
- Иди, иди отсюда! – не очень громко, но отрывисто проговорил он. – Пошла вон, тебе говорят!
И - готов был побожиться, что она укоризненно покачала головой, словно сокрушаясь о чём-то существенном и важном, - и было похоже на то, что о нём сокрушалась!.. Ну и ну!
Собака выбежала из зала, оставив позади себя стихию танцев, и через минуту была у поленницы, сунула морду в миску. Там ничего не было. И не столько от голода, сколько от тоски, - впервые заскулила на этом дворе, не опасаясь того, что её услышит хозяин…
…Он лежал на холодной и жёсткой лежанке (летом она протапливалась редко), и тяжело думал. Задышка от курева подступала к горлу, разражалась раздирающим кашлем, мешала сосредоточиться…
Впрочем, он и рад был бы совсем не думать, отвлечься или уснуть, но была ночь, пойти было некуда, а сон не приходил, и голова становилась тяжёлой, многодумной…
Из множества дум одна угнетала всё более неотвязно, росла, точно снежный ком, из бесчисленных мыслей, воспоминаний, видений… Главная суть её заключалась в обширном вопросе: как, почему на последнем этапе жизни, когда, казалось, все трудности позади – и война, и голодные послевоенные годы, и выхаживание целой оравы ребятишек, и нелёгкая милицейская служба, - всё это позади, - а начался в душе разлад: беспощадный, неотвратимый, отравляющий ровную жизнь?.. И дело вовсе не в сегодняшнем скандале, - он всего лишь горькое последствие какого-то давнего и потаённого разлада…
Многое было в его жизни…
Была война, обожжённые вёрсты которой он отмеривал проводами телефонной связи, был послевоенный голод, когда умерла его родная сестра Полина и чудом выжили родители, была опасная служба в Закарпатье, в гнездовьях бандеровцев и другой нечисти… Затем – пограничная служба в Калининградской области, школа милиции, женитьба. И на долгие годы – работа участковым уполномоченным в одном из районов области, куда они переехали в посёлок Зелёные Холмы… Большая, почти не по силам, семья…
Всякий раз, когда он, куря одну папиросу за другой, думал о своей прошедшей жизни, мысли уносили его в юность и раннюю молодость. Неспокойное это было время, тяжёлое, - и всё-таки в чём-то возвышенное, чистое, ясное для души… Он защищал Родину, очищал её от всяких отщепенцев, помогал, насколько можно помогать солдату издалека, своим стареньким родителям, оставшимся на Одессщине, в родном, но голодном краю…
И постепенно из душного и туманного облака воспоминаний стал проясняться один очень давний , но, как оказалось, незабываемый случай…
Произошло это на станции Рогатин, в тогдашней Станиславской области. Как раз в те годы отец служил в погранвойсках на Западной Украине. Тяжёлое было время, в чём-то даже и более тяжкое, чем в годы войны. Шёл 1946 год – самый страшный, самый голодный послевоенный год в стране… В Обломове, родном селе отца на Одессщине, в тот год умерло более сотни людей, в том числе и старшая сестра Полина…
Когда она была ещё жива, отец получил из дома письмо, которое потрясло его своей беспощадной правдой: его родным совершенно нечего было есть! Полина была очень слабой, болела…
Подразделение пограничников, в котором служил отец, было откомандировано в Станиславскую область, на заготовку пищепродуктов для закарпатского гарнизона. Отец получил письмо от родных, когда вагон был уже заполнен и ждал своей отправки. Отец пал духом, глубоко задумался, как же в этой ситуации помочь своим родителям и заболевшей сестре...
Их отряду для пропитания в дороге выдали картофель, два мешка муки, другие продукты. Солдаты решили один мешок с мукой «толкануть» – и пропили его. Оставался ещё мешок муки. Отец отправился с письмом к своему командиру, старшему лейтенанту погранвойск, и дал ему прочесть это горестное письмо…
Лейтенант, прочитав, глубоко вздохнул:
- Да, тяжёлое положение… Ну, и зачем же вы дали почитать его мне? Что вы хотите?
- Ну, что? Конечно, если вы решите это отрицательно, то считайте, что разговора не было. Но… Вот мы уже пропили один мешок муки, давайте и ещё один пропьём, и все 24 удовольствия получим…
Лейтенант нахмурился.
- Значит, вы хотите, чтобы этот мешок муки мы отправили вашим родным?
- Ну, а как бы вы поступили на моём месте, - не обратились бы с такой просьбой к тому, от кого это зависит? И неужели вы… не разрешите отправить хлеб?
- Нет, я бы отправил. Я не против. Но – обращайтесь к солдатам. Как решат они… А я могу лишь подтвердить своё согласие, если понадобится…
Во время завтрака отец сидел угрюмый, ничего не ел (ведь родные с голоду помирали!). Наконец решился.
- Ребята, послушайте, что я почитаю вам.
И отец в наступившей тишине прочитал своим товарищам тягостное послание от родных…
- Ребята, нужно как-то помочь, - раздался чей-то голос, когда отец умолк.- нельзя же так оставить. Может, картошки дадим? У нас её много…
- Да и муки ещё целый мешок есть, - поддержал его другой.- Зачем она нам? Мы же не будем сами блины печь. Пускай возьмёт.
На том и порешили.
В эти дни отец встретил на станции своего земляка (судьба, что ли?), - тот приехал кое-что продать, кое-что купить. Разговорились. Отец, не имея возможности лично поехать домой, обратился с просьбой к земляку. Тот, хоть и был очень загружен собственными узлами, согласился.
- Вот тебе пять мешков картошки за доставку муки в Обломово, только отвези поскорей!..
Теперь предстояла задача – погрузить всё это в вагоны.
Вот тут и началось!
С мешками в вагоны никого не пускали. Отец с товарищем, который пришёл помочь, и земляком видели, как один человек в истерике от того, что его не впустили с мешками в вагон, выхватил из кармана бритву и на глазах у всех располосовал свои злополучные мешки в несколько яростных взмахов,- и высыпал с жестоким остервенением всю муку на перрон…
Люди оцепенели. Ведь напротив каждого вагона лежали целые горы мешков, каждый вёз в голодные края спасительные продукты, и вдруг – на тебе! – не разрешают везти?! Значит, новые сотни людей помрут от голода? Люди зароптали, заголосили…
К перрону подошёл какой-то странный человек в штатском и стал читать «официальную» бумагу. В ней говорилось, что картофель поражён какой-то заразной болезнью, поэтому никакие продукты отсюда перевозить нельзя, это категорически запрещено…
- Почему другие продукты нельзя?- Кто подписал эту бумагу? – закричали люди со всех сторон. Уполномоченный был неумолим…
- Надо почитать эту бумагу самим, выяснить, в чём же всё-таки дело,- сказал земляк отца.– Кто пойдёт?
Отец был в пограничной форме, с автоматом наперевес. Почувствовав что-то неладное, он всё же решился.
- Ну, я могу сходить…
Подойдя к представителю милиции, он попросил:
- Разрешите посмотреть вашу бумагу?
- А ты кто такой? – грубо спросил человек.
- Пограничник, разве не видите? Имею право поинтересоваться…
- Здесь не граница! Вы что, хотите помешать советской милиции, подозреваете её в обмане?
- Я ничего не подозреваю, откуда вы это взяли? Просто хочу посмотреть вашу бумагу.
Почувствовав внимание людей, человек смешался, смял бумагу и сунул её в карман.
-Ну,хорошо…- угрожающе проговорил он и зашагал прочь неестественно широким шагом.
Отец и его товарищ взяли командование на себя,-до отправления поезда оставалось 10минут.
- Загружай вагоны! – крикнул отец на весь перрон. – Да поскорее, поезд отходит!..
Поднялся шум, невероятное движение…
В этот момент подъехала милицейская машина – американский «додж-фургон».
- Кто здесь командует? – грозно закричал милицейский офицер, выскочив из машины. Увидал пограничника и подошёл к нему. – В чём дело?
- Дело в том, что людям продукты надо везти, а им запрещают.
- Вы, значит, против советской власти? – рассвирепел милиционер.- Да я вас…
Однако отец опередил его. Побледнев, он едва выдавил пересохшим ртом:
- Не надо браться за оружие, капитан! Ведь я вперёд могу дать «строчку», если уж на то пошло…- Висевший наперевес автомат, которого коснулся отец, подействовал отрезвляюще.
Ругаясь, милиционеры сели в машину и уехали.
И тогда из вагонов стали выскакивать люди и с горячей благодарностью совать в руки отцу и его товарищу деньги, какие-то подарки, целые шматки сала…
- Что вы… что вы… не надо… - Отец и товарищ были в величайшем смятении. Деньги падали на землю, монеты катились по перрону…
Кто знает, может быть, он и его товарищ спасли в ту страшную годину многих людей от голодной смерти?
Вот только сестру спасти не удалось. Его земляк оказался подлецом и шкурником. Он привёз к родителям солдата только 10 килограммов муки. Остальное вместе с картошкой продал, спекулируя на несчастье людей.Полина, пережив войну, умерла после Победы из-за подлости соотечественника, своего земляка…
… Отец тяжело вздохнул, судорожно закашлялся. В темноте глаза его наполнились слезами – то ли от кашля, то ли от непрошенных воспоминаний…
В средней комнате тоже не спала, тоже вздыхала и кашляла мать…
Возле поленницы выла собака, и воздух был напоён какою-то новой тоской… Оторвавшись от земли, тихий вой улетал в полуночные дали и падал в туманный канал. Аист метался в неясной тревоге, но так и не смог отыскать и услышать угря… Сердце настойчиво звало лететь в небеса! Сердцу уже не хватало небесных видений…

(Продолжение следует).

За стихотворение голосовали: alvek: 5 ; luna: 5 ; Нета: 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
3 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • RODINA_SELO@MAIL.RU   ip адрес:93.100.33.75
    дата:2012-03-07 03:57

    Предыдущие "порции":
    1) http://stihidl.ru/poem/134052/
    2) http://stihidl.ru/poem/134169/
    3) http://stihidl.ru/poem/134386/