Хорошее не забывается. (Проза)

Вечер. Двадцать восьмое декабря. Сидим у Кости Ефимова дома, водку тёплую пьём, Высоцкого слушаем. Водка тёплая от того, что холодильник у Кости сломался, а за форточку в авоське не повесить — намертво примёрзли рамы. Костя — мент. Мент от бога, так называемый честный мент. И это действительно так. Именно поэтому у него нет даже завалящей праворульной тойотки, а живёт он в служебной берлоге деревянного двухэтажного барака с печным отоплением. Ещё у Кости нет правого клыка на верхней челюсти, зато имеется богатейшая рыжая шевелюра, но прозвище Лис он получил вовсе не из-за неё. Костю знало, боялось и уважало всё жульё Хабаровска, он этим не гордился, он от этого устал просто. В сорок лет быть капитаном скучно, а кем ты ещё можешь быть, если начальство в жопу не целуешь, да и поступаешь не всегда по закону, но всегда по совести.

Пьём не торопясь, разговариваем тоже не торопясь. Завтра на службу не надо ни мне, ни ему. Причина у обоих уважительная. Я — в отпуске, Костя — в запое.

Порезав на деревянной дубовой табуретке накрытой местной газетой последнюю горбушку на бесчисленные равные дольки и принимаясь за луковицу, Костя натыкается на объявление о том, что тем, кто пожелает встречать Новый Год на центральной площади, будет выдаваться бутылка напитка безвозмездно, из расчета полкилограмма на одну харю, при условии, что харя будет трезвая. Костя заводится: «А чо? Давай съездим, Ленку с собой возьмём! из Авиагородка. Давай, а?»

Я молча улыбаюсь и вспоминаю, как ровно год назад, в точно такой же обстановке (только у Кости ещё был клык, а у меня не было этого рваного шрама над бровью), Костя сказал:«А поехали к Ленке в Гаровку! Классная чува! Посидим по человечески!» И мы поехали. На четвёртом этаже панельной хрущёвки дверь нам открыла миленькая нарядная девочка лет двенадцати и посмотрела на Костю вопросительно. Я стоял чуть в стороне, в тени и девочкой замечен не был. Костя буркнул:«Маму позови.» Дверь закрылась, но через несколько секунд открылась на полную ширину. На пороге стояла красивая женщина. Глаза её полыхали огнём, а фигура была спортивна.

— Ефимов? Ты охуел? — казалось, что она испепелит Костю взглядом. — Ты хоть помнишь, когда ты здесь был?

— Ээээ — сказал Костя, которого развезло в тепле подъезда. — Да!

— Когда, чучело? — женщина взяла Костю за отворот куртки и довольно сильно встряхнула. — Когда?

— Нууу, мммм — Костя, разрывавший руками на моих глазах колоду новеньких карт на две части, этот Костя потерялся.- Нннедавввнннооо!

— Чучело! Ты был здесь семь лет назад! Чучело! — женщина буквально затащила Костю в квартиру. — Чучело!

— А ты, что стоишь? — это уже мне, — заходи!

И было шампанское и икра, водка и домашние пельмени. А потом Костя был выпнут гостепреимной Ленкой за дверь, а я оставлен. Причём оставлен таким тоном, против которого возражать не хотелось.

Утром она спросила, когда я приеду. Я честно ответил, что не знаю.

На центральную площадь в Новый год мы съездили. Напиток, как и было обещано, получили. Им оказалось дешёвенькое сухое вино, которое мы пили на морозе из горлышка, и почему не заболели, мне до сих пор непонятно. Это ведь очень по нашему, в квартире у раскалённой печки тёплую водку, а на морозе — холодное сухое из горла.

Но сейчас не об этом. Я вот о чём думаю. Вот если бы я позвонил в ту квартиру через семь лет, вспомнила бы Ленка мою фамилию, как вспомнила (читай — не забывала) Костину? Назвала бы чучелом? Что-то мне подсказывает, что нет. Отсюда я делаю вывод, что Костя — хороший человек, а я не очень.

Так вот и живу с эти ощущением. А что делать?

За стихотворение голосовали: Бензопила: 5 ; Валтар: 5 ; v2810475: 5 ; semenytch48: 5 ;