Проблема поэтической герменевтики

Это вовсе не «критика критики», скорее описательная характеристика часто встречаемых мною конфликтов. Я не пытаюсь давать оценку общему положению литературы – скорее окружающей меня «тусовке» и явных для меня проявлений.

Восприятие поэзии как литературной формы – обречено на провал. Идентифицируя конкретное произведение сугубо через форму, наделяя её свойствами стиха через свойство ритмичности и/или рифмованности, критик неизбежно попадает в ловушку своих установок.

Будучи намеренно маргинальной, современная поэтика сознательно выдвигает себя за рамки традиционного анализа. Порождается конфликт, в котором аналитическая сторона не охватывает феномен из-за узости своего modus operandi, а сторона творящая этого анализа лишается из-за несформированности собственного инструментария и экзальтированности участников.
Лишённая продуктивной связи с классическим литературным знанием, современная словесность, зачастую, прибегает к эрзацу атрибутики – и наполняет внутреннюю критику софизмом, словно в попытках перенять многоструктурность и сложность актуальной литературы. Безысходный косплей риторики, более приятный уху творящего, но не вносящий достаточной практичности.
С другой стороны, консервативный взгляд застревает на уровне комплексного восприятия, ограничиваясь либо суммированием оценок элементов – ритма, рифм, форм, оборотов, лексики; либо прибегает к контентному анализу, зачастую плоскому, и не стремится внести произведение в культурный слой – а просто выразить через него.

Особенность речевой культуры последнего столетия (и я далеко не только о поэзии, это касается как крупной прозы, так и юмора) в значительной мере синергична и контекстуальна.
Первая характеристика достаточно понятна – и достаточно оценена – критикой. Превращение чистого текста в экспозицию переживаний или идей уходит корнями в театральную деятельность, но попытки современых автором уместить подобный диапазон перцепций в компактность стихотворения логично вызывает диссонанс публики: слишком многое над ожидаемым нами зачастую воспринимается так же негативно, как и слишком малое. Ярким подтверждением тому служит тот факт, что принятие произведения часто коррелирует с количеством синергий и экспериментов. Обычный сюжет и обычная лексика в интересной форме встречаются публикой позитивно, как и метамодерн сюжетов в классических формах – как и любая комбинация старого и нового при условии умеренности последнего.

Попытка же вывести произведение комплексно на иной уровень, право, широкой массой принимается редко. Разрыв «поколений» становится непреодолим для формалистики, и читатель без активной оценочной позиции просто «выпадает» из целевой аудитории. Вопрос сугубо временной, т.к. сама речь в не меньшей мере подвержена подобным изменениям, и нам нужно дождаться достаточного формирования необходимых ориентиров через актуальный вокабуляр и культурный момент читающего.

Вопрос в том, можно ли будет тогда называть эти произведения актуальными? Скорее всего, нет.

Это же касается контекстуальности произведения. Референс содержания или формы ценнен до тех пор, пока объект, к которому нас отсылает автор, рельефен общекультурному слою. Обратное приводик к трюистике – мы не можем без подтекста отправить «золотую осень» читающему, это отсылка к грунту, принижение идейности произведения и его динамичности.
Таким образом, то, что принято называть «модерновой поэзией» (и это спустя десятилетия после смерти модерна!), более верно – авангардной, зачастую неверно воспринимается читающим как попытка оторваться от культурного фона. С таким же успехом можно называть край гауссианы анклавом. Это и приводит к «обособленности» новой словесности – она вынуждена ссылаться на саму себя и выступать сама себе фоном, строить свою структуру на собственных костях, дабы точно так же, по прошествии времени, стать грунтом и принятым базисом.
Тем смешнее смотрятся луддиты от слова, игнорирующие принцип красной королевы и желающие сохранять и статичность, и положение.

За стихотворение голосовали: Анна Юннис: 5 ; ПилигримммВ: 3 ; Наиль Бикметов: 5 ;